– Мы, лондонские евреи, много знаем друг о друге, – ответила Кетти. – В каком-то смысле это небольшая община, и, пожалуй что, сбор сведений друг о друге мы превратили в серьезное занятие. Но фактически, говоря по правде, моя подруга Ребекка в родстве с семьей Марка, и мои знания о них в основном получены через нее. Она троюродная сестра отца Марка. Ребекка замужем за одним из Ливайнов, и, я полагаю, ты могла бы через меня познакомиться с ней.

– Да, хорошо бы, тетя Кетти. До чего же мир тесен, правда?

Кетти согласно кивнула.

– А почему у вас поначалу был такой странный вид? – спросила после небольшой паузы Тедди. – Вы недолюбливаете семью Марка?

– При чем тут люблю или не люблю, если я не знакома с ним лично? Я только про них знаю. Помилуй, дорогая, да они с такими, как я, просто не знаются.

– Что-то не совсем вас понимаю.

– Они страшные снобы, у них свой обставленный небольшой кружок. И они очень англизированы, – добавила Кетти.

– Но ведь и вы тоже, тетя Кетти! Вы здесь прожили тридцать лет с гаком, и я просто не могу себе представить кого-то, кто был бы еще более англичанкой, чем вы. Вы настоящая лондонка.

– Да, это правда, но я не родилась здесь, нет у меня и предков в Англии. Да и происхождением я с другой ступеньки, чем они. Я как бы из… среднего класса, что ли. Они же – верхняя корочка. Кто-то даже мог бы сказать, что они более англичане, чем сами англичане.

– Мне приходилось слышать такое и раньше!

Кетти приподняла бровь.

– Теперь моя очередь спросить, что ты имеешь в виду?

– Германские евреи были более немцы, чем сами немцы.

– Грустно, но так.

В голову Тедди пришла неожиданная мысль.

– Вы думаете, родители Марка могут посчитать, что я для него не пара? У вас есть такое предположение?

– Ну что ты! Конечно, нет. Ты из хорошей семьи, твои родичи – доктора да профессора, высокообразованные люди. На мой взгляд, ты – пара для кого угодно. Надо полагать, Марк того же мнения.

Тедди улыбнулась:

– Да, тетя Кетти, по-моему, тоже.

Кетти ответила улыбкой на улыбку:

– А что рассказывала Марку ты о своей жизни?

– Все.

– Прямо так сразу! И про Максима он тоже знает?

– Ну конечно! – Тедди бросила на Кетти удивленный взгляд. – С какой стати мне было умалчивать о Максиме?

Вместо ответа Кетти пожала плечами.

– Марк считает, что я поступила правильно, отдав Максима именно в эту школу, и он хочет на Рождество познакомиться с ним, или даже раньше, если будет возможность. И я уверена, что они очень понравятся друг другу. Я уверена, они отлично поладят.

– И я тоже в этом уверена, – успокоила ее Кетти, приняв во внимание, что голос Тедди поднялся на целую октаву. Она подавила зевок и взглянула на часы на камине. – Боже, как мы заболтались! Уже два часа ночи. Тедди, милочка, поцелуй меня, и – спокойной ночи!

Тедди наклонилась и прочувствованно обняла тетку, затем встала с кровати и составила чашки на поднос.

– Я снесу посуду вниз и помою ее до того, как лягу спать.

Кетти кивнула и опустилась на подушки, а как только дверь за Тедди закрылась, погасила свет.

Однако довольно скоро Кетти обнаружила, что не в силах заснуть. Почему-то она вдруг начала усиленно думать о Танненах и Льюисах. Она не могла удержаться от размышлений о том, как они отнесутся к роману Марка и Тедди, если он всерьез надумал жениться на ней. Она имела достаточное представление о них, чтобы понимать, насколько оба клана честолюбивы и верны своему классовому самосознанию и насколько строго придерживались своих взглядов, когда в очередной раз возникал вопрос о браке кого-либо из их юного поколения. Они принадлежали к элите английского еврейства, занимали высокое положение в обществе и навряд ли позволят кому-то забыть об этом.

Она хотела для своей Теодоры славного и добропорядочного английского еврейского мальчика. Но отнюдь не помышляла о столь родовитом.

Как и обещал, Марк позвонил Тедди в воскресенье перед своим возвращением в 32-ю эскадрилью в Биггин-Хилл. И с того раза он проделывал это ежедневно.

В те дни, когда не было его звонка, она знала: он на боевом задании где-то над Германией, и сердце у нее уходило в пятки от страха за него и оставалось там до тех пор, покуда она вновь не слышала его голос.

Наделенная от природы чувством ответственности и преданности, Тедди всегда была в курсе житейских обстоятельств тех, кого она любила, и теперь у нее появился еще один и притом особый человек, чье благополучие занимало ее мысли. Помимо телефонных разговоров, Тедди и Марк регулярно писали друг другу письма, что помогало им быстрей узнать друг друга и все больше сближало их по мере того, как пролетали недели разлуки.

Непредвиденно в конце октября Марку удалось получить увольнение на сутки, и он примчался в Лондон. Поскольку ему хотелось повидаться с родителями и с Тедди, а времени на оба визита не хватало, он решил поступить наиболее практично. Он пригласил всех троих отужинать у Клариджа вечером в субботу.

В результате Изабелла и Чарлз Льюисы в той же мере, что и их очарованный сын, были сражены Тедди. Его мать оценила ее природную красоту и флер рафинированности, ее очевидное целомудрие и отсутствие всякой вычурности. Изабелла Льюис решила, что эта молодая женщина, судя по всему, будет хорошо вынашивать детей, и решение насчет Теодоры приняла сразу. Ей показалось, что Тедди будет отличной женой ее сыну, если дело зайдет столь далеко.

Что же касается отца Марка, то он тоже воспринял Тедди с большим энтузиазмом. Как и его жене, ему она тоже показалась прелестной. Это было главным соображением в деле его сына, поскольку он знал, как велико значение красивой внешности для Марка, который всегда бывал падок на хорошеньких. Чарлз, поглядывая через стол на Тедди, вполне удостоверился в том, что она сможет физически всесторонне удовлетворить Марка. Но больше всего ему в ней нравилась цельность ее натуры. Молодые женщины, которых Марк раньше приводил в дом, всегда шокировали его своей вульгарностью и «боевой раскраской», как он именовал косметику. Безусловно, они хороши в постели, но неописуемо кошмарны в гостиной – неизменно таким бывало его личное, невысказанное мнение об этих дамах. И конечно же, жизненно важный аргумент для Чарлза Льюиса состоял в том, что Теодора Штейн была еврейка. Если у его сына серьезные намерения в отношении этой девицы, а кажется, так оно и было, то их брак станет неизбежным результатом их романа. И он не вынес бы этого, женись Марк на девушке другой веры. Так что Тедди получила его одобрение, хотя и молчаливое на том этапе.

В первую же минуту знакомства с Изабеллой и Чарлзом Льюисами Тедди поняла, что родители Марка не совсем такие, какими их нарисовала в тот день тетя Кетти, услышав о предстоящем ужине. Они ничуть не производили впечатление барской претенциозности и не проявляли ни малейшего снобизма. Тедди они показались приятной, очаровательной парой, вполне благорасположенной и не намеренной учинить над ней судилище, хотя и проявляли к ней теплый участливый интерес. Да и вообще она сразу же почувствовала себя с ними легко и свободно.

Таким образом, вечер в ресторане Клариджа удался, и будущее перед молодыми влюбленными рисовалось ярким и радужным.

Тедди с нетерпением ожидала того дня, когда познакомит Максима с Марком, и, к счастью, вскоре это произошло. Следующий отпуск Марка на уик-энд совпадал с возвращением Максима в связи с окончанием семестра в «Колет Корт».

Сдружились они сразу, с того момента, как в переднюю дома номер сорок три вошел Марк в своей потрясающей форме летчика Королевских ВВС и пожал Максиму руку. Марк спросил мальчугана, не желает ли тот прокатиться с ветерком на автомобиле, а может, и походить под парусом по Уайтстоун Понд в Хэмпстеде, и Максим был сражен.

Весь уик-энд Тедди наблюдала, с каким удовольствием они разговаривали о самых разных вещах: о футболе, крикете, полетах, самолетах и спортивных автомобилях – и поняла, как остро должен был Максим ощущать нехватку мужского влияния в доме, пребывая только в ее и тетиной компании. И ей сразу взгрустнулось, она подумала о Зигмунде Вестхейме. Мысли о нем и об Урсуле жили отнюдь не в дальних закоулках ее памяти. Она каждодневно молила Бога о спасении четы Вестхеймов и жаждала скорейшего конца войны, чтобы они наконец смогли приехать в Англию.