Максим раскрыл кейс, вынул бумаги и с головой ушел в них, проведя за этим занятием первый час полета. Согласился выпить чашку чая, отказавшись от других напитков и закусок, и все свое внимание отдал деловой документации. Когда все, что можно, было сделано, он спрятал папки в кейс, запер его и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Заснуть не представлялось возможным, однако сумел в достаточной мере расслабиться и отдохнуть, а спустя полчаса стряхнул сонливость и выглянул в иллюминатор. Они плыли над обширной страной кучевых облаков, забираясь все выше и выше. Он вглядывался в бескрайнее пространство над Атлантикой и размышлял об Аликс, своей дочери, которая послужила поводом его преждевременного возвращения в Нью-Йорк. Он хотел увидеть ее и поговорить, побыть с ней наедине какое-то время после уик-энда. Теперь, когда он принял решение навести порядок в своей жизни, он хотел во что бы то ни стало наладить отношения со своим первым ребенком. Виноваты были они оба – она больше, гораздо больше, – и оба по-разному. Тем не менее он был готов целиком принять на себя вину за все разраставшуюся между ними трещину. Он извинится, попросит у нее прощение, если это необходимо. По существу, ему предстоит сделать не так уж много, чтобы вернуть ее доверие, вернуть к себе эту молодую женщину.

4

Максиму ответил незнакомый женский голос:

– Офис Аликс Уэст. Чем могу служить? – Я бы хотел поговорить с мисс Уэст. – Извините, но мисс Уэст сегодня отсутствует, – сообщила молодая женщина. – Могу я узнать, кто это говорит?

– Ее отец. А с кем говорю я?

– О, доброе утро, сэр Максимилиан! – Теперь в тоне отвечавшей слышалось почтение. – Я – Джеральдина Бонней, ее новая помощница. Аликс утром улетела в Калифорнию. По делам.

– Понятно. Когда она возвращается в Нью-Йорк?

– Надо полагать, в понедельник, сэр Максимилиан. Это короткая отлучка. У нее завтра встреча с клиентом на Беверли-Хиллз. Обратно она вылетает в воскресенье. Конечно, если не случится ничего неожиданного. Она завтра будет мне звонить. Могу я что-нибудь ей передать?

– Да нет, спасибо, – начал Максим и запнулся, спешно соображая. – Вообще-то, мисс Бонней, я даже предпочел бы, чтобы вы умолчали об этом моем звонке. У меня есть на то особая причина… сюрприз, – нашелся он. – Так что, прошу вас, – ни слова! Это только все испортит…

– Да-да, конечно, сэр Максимилиан! Ни слова! – заверила Джеральдина Бонней, и провода донесли искренность ее обещания. – Но если вы вдруг передумаете и захотите поговорить с ней сегодня вечером или в воскресенье, то Аликс остановилась в отеле «Бель-Эйр».

– Я думаю, не стоит… знаете, сюрприз. Но все равно, спасибо за информацию.

– Ах, что вы, не за что. С вами было так приятно поговорить!

– Взаимно, мисс Бонней. Еще раз благодарю. Гуд бай.

Некоторое время Максим держал руку на телефоне, стараясь побороть разочарование. Надо же, Аликс улетела из Нью-Йорка как раз в день его прилета! Ему так хотелось ее увидеть, побыть с нею. Надо было заранее позвонить ей и убедиться в том, что она намерена остаться в городе на уик-энд, но если бы он позвонил из Лондона, предупредив о своем прибытии, она почти наверняка улетела бы. Или нашла уважительные причины для того, чтобы с ним не встречаться. Внезапность была наиболее разумной успешной тактикой по отношению к Аликс, это открытие он сделал давно.

Он со вздохом признал, что вне всякого сомнения, Аликс все еще обижалась и испытывала к нему неприязнь, хотя и всячески отрицала это. В равной мере он был убежден и в том, что ее тлеющее недовольство отцом раздувал в бушующий пожар ее брат Михаил, который с детства имел огромное влияние на Аликс, гораздо большее, чем чье бы то ни было, и проявлявшееся в бесчисленных вариантах. У Михаила были свои основания иметь зуб на отца – он тоже затаил множество разных обид, да и злости накопилось немало. Максим прекрасно знал об этих чувствах Михаила, хотя сын упорно отрицал этот факт, впрочем, точь-в-точь, как и его сестрица. Дети, пробормотал Максим. Люди. Почему все кажется таким сложным? Будто жизнь не достаточно трудна без детей, изобретающих свои проблемы и раздувающих эти проблемы до невообразимых величин.

Полуобернувшись, он устремил взгляд на фотографию Аликс, в серебряной рамке стоявшую у окна на столике черного дерева рядом с другими семейными фотографиями. Снимок был сделан шесть лет назад, чтобы увековечить двадцать один год жизни дочери. Его опять поразило новое открытие: из шустрого постреленка выросла прелестная юная женщина, белокурая, с персиковой кожей, тонкими чертами лица, отражавшими такой покой и незамутненность, что у него перехватило дыхание. Но самым красивым и поразительным во внешности Аликс были ее глаза. Широко расставленные, огромные, необычного зеленого оттенка, они источали тихий свет. Рослая и изящная, с хорошей спортивной фигуркой, девушка обладала грациозными движениями и элегантностью. Помимо великолепной внешности, природа наделила его дочь быстрым недюжинным умом, особенно проявлявшимся в сфере бизнеса и финансах. Безусловно, она ни в чем не уступала своему брату, а по способностям, возможно, даже превосходила его, хотя Михаил был незауряден во многих отношениях.

С отроческих лет Аликс хотелось работать с отцом у него в фирме, и он трепетал при мысли, что его дочь будет рядом с ним в деле. Все было продумано тщательнейшим образом. Но вот четыре года тому назад, как раз перед тем, как приступить к работе в его нью-йоркском офисе, Аликс крупно поссорилась с Максимом. Произошло это из-за того, что она связалась с человеком, репутация которого была, по его мнению, весьма невысока. Кроме того, были и другие причины, теперь казавшиеся слишком пустячными, чтобы вспоминать о них. Аликс разобиделась и начала собственное дело.

Она стала брокером по продаже антиквариата и имела дело преимущественно с английскими и европейскими дилерами и ведущими художественными галереями, а затем открыла свой офис в центре Манхэттена. Она покупала и продавала редкостные вещи и изделия высокой художественной ценности, очень дорогие картины, словом, то, что нередко появлялось на аукционах «Кристи» и «Сотби» в Лондоне и пользовалось повышенным спросом. Ее познания в живописи и предметах искусства достигали высокого уровня. Немаловажную роль играл и ее от природы зоркий критический глаз подлинного эксперта, мгновенно отличавшего подделку. Эти способности плюс безукоризненный вкус и талант проворачивать куплю-продажу обеспечили ценнейшее сочетание необходимых слагаемых успеха. С самого начала ей сопутствовала удача, служившая поводом для его особой гордости. И тем не менее ему по-прежнему хотелось видеть дочь в своем офисе, работать с нею бок о бок.

Возможно, это было еще не поздно. Быть может, ему еще удастся сманить ее в «Уэст Интернэшнл». Лишь бы они помирились. И он решил добиться этого. Он вспомнил свою мать, говорившую: «Сердечные раны латать никогда не поздно, Максим. Никогда не поздно начать все с начала, воротиться к любимому, помириться». На протяжении многих лет мать часто повторяла эти слова, и он всегда ей верил. И продолжал верить, потому что эта вера укрепляла в нем надежду на то, что он отвоюет Аликс обратно и они вновь станут близки, как были когда-то.

Никогда и ни по кому он не скучал так, как по своей дочери. В особенности сейчас. Он чувствовал себя прямо-таки потерянным. И тот факт, что ему придется отложить свидание с ней на несколько дней, причинял ему почти физическую боль, затаившуюся где-то в груди. Он страдал как никогда раньше.

Впрочем, нет, строго говоря, это было не совсем так. Подобную тоску он уже испытывал однажды – острейшую тоску. Это было давно, очень давно.

И то была тоска по Урсуле.

Взгляд Максима вернулся к фотографии Аликс.

У нее были такие же белокурые волосы и такая же безупречная фигура, как у Урсулы. Такие же красивые, исполненные спокойной мечтательности светящиеся глаза.

УРСУЛА. Он сознавал, что с недавних пор стал думать о ней чаще, и его удивляло, отчего в последнее время мысль о ней так часто приходила ему на ум. Не его ли болезненное чувство к Аликс эхом отзывалось в душе. Эхо это – Урсула, женщина, которую он некогда любил с невероятной силой, целиком и безраздельно отдавшись этому чувству. Чувству, похороненному так глубоко, что он даже испугался, когда несколько недель назад лицо этой женщины вдруг явственно предстало перед его мысленным взором впервые за много лет. Воспоминания об Урсуле нахлынули с новой силой и проступили со всей четкостью.